О предстоящей премьере «Мой Петрозаводск» разговаривает с режиссером постановки – художественным руководителем балета Музыкального театра Кириллом Симоновым.

- Смотрели ли вы фильм Джо Райта?

- Я долго не хотел смотреть это кино, многие над ним потешались и говорили гадости. Все ждали фильма Соловьева. Говорили: «Вот сейчас выйдет Соловьев и всем жахнет». Соловьев привел меня в недоумение: такая глупость, такая клюква! После этого решился смотреть американцев. Мне кажется, что они как раз сняли очень хороший фильм. Там крутой сценарий Стоппарда. Это, извиняюсь, гений. Здорово, что перенесли действие в театр, натурные съемки здесь были  неуместны - все стали бы говорить, что вазочки так стоять не могли, завитушки оказались бы не там, потому что мы всегда знаем, что, как и где должно быть в русской классике. Мне же кажется, что историю Анны Карениной можно узнать из романа, и для этого не надо ходить в кино и не надо ходить в театр. Американцы пошли своим путем и вырулили из этой ситуации, хотя все равно многим не понравилось. Может, проблема в главной героине. Она просто не понимала, что играла.

- Зато там интересный Каренин.

- Потому что не старик. Мы привыкли думать, что он старый, а ему всего за сорок. Американцы ведь ничего не придумывали - просто прочитали в книге, сколько ему лет. У них-то нет стереотипов. А нам понятнее, когда молодой Вронский противопоставлен старому мужу, хотя для Анны возраст не имел никакого значения. Вронский в нашем спектакле очень отстраненный. Он, может, и был немного влюблен в Анну, но ему, скорее, льстило ее внимание, большой любви в нем нет. Мне кажется, что тут дело было даже не во Вронском. Просто на тот момент Анна была готова к этому чувству. В ней эта свобода, сила были всегда, что завораживало, по всей видимости, мужчин. В тот момент жизни она по-другому поступить и не могла, сдохла бы просто иначе, закисла. Для нее и выбора-то не было, вернее, был некий «выбор Софи».

- Сюжетная основа у вас будет совпадать с вариантом, написанным для Майи Плисецкой?

-  Режиссерскую канву сделал Борис Анохин, он все придумал. Щедрин под нее написал музыку, написал это для своей супруги, великой балерины. Это одна из лучших ролей Майи Михайловны. Она всю жизнь была социальной героиней. Ей удалось сделать такую необыкновенную вещь – в советское время она была такой иконой. Если приезжала государственная делегация, все шли в Большой театр. Но ей удавалось не заигрывать с властью. Она всегда была немного выше и где-то отдельно. В «Анне Карениной» это очень чувствуется. Щедрин сделал волшебную вещь – посмотрел на весь роман со стороны Анны. В самой музыке нет явной линии Китти, Левина там вообще нет. Сама музыка ориентирована не на трансляцию романа, а на внутренние переживания Анны. Музыкально все хронологически: вокзал – бал – Бологое – скачки - сцена в опере -прощание с сыном – сны Анны… Щедрин сделал своеобразную выжимку из романа и написал одну из самых лучших балетных партитур ХХ века.  Долгие годы она была в забвении – понятно, почему: версия Майи Михайловны, никто не хотел дотрагиваться.

- Ваш спектакль для кого?

- «Анна Каренина» принадлежит мировой культуре. Как и музыка Щедрина. Я все время об этом стараюсь помнить. У меня нет ни березок, ни матрешек, ничего такого. Очень часто бывает, когда мы беремся за великое, возрадовавшись нашей великой русской культуре, и начинаем «переть» ей. Мне кажется, что я делаю европейский спектакль. Хотя никогда до конца не знаешь, что получится.

- Какую идею для вашей «Анны Карениной» придумал Эмиль Капелюш?

- Эмиль Капелюш придумал абстрактное пространство. Когда мы обсуждали идею, он говорил, что можно, конечно, построить театр с ложами из золота, нарисовать люстры, кресла… Но сколько уже такого было! Тем более, все равно это не будет выглядеть правдиво. Можно было опустошить бюджет республики и построить на сцене исторический интерьер. Но это глупо. Я хочу сделать спектакль для людей, которые прочитали роман несколько раз. Я много говорю в этом спектакле про сны Анны Карениной, про ее состояния.

- Какой символ может отражать идею вашей постановки?

- В нашем спектакле много стекла. В Дании я как-то увидел некий арт-объект: стеклянный аквариум, внутри которого спала  женщина. Очень простая инсталляция, мы часто ее видим на выставках современного искусства, но в тот момент я подумал, что мне неприятно к ней подходить – вдруг она откроет глаза и посмотрит, а там такое… Ты же не знаешь, что с человеком внутри происходит, когда он спит. И я вспомнил про сны Анны. И потом Анна всегда была на глазах у общества как экспонат.  Мы все время за ней наблюдаем.

- Кто будет исполнять роль Анны?

- Балерина, с которой я здесь работаю, - Алевтина Мухортикова. Есть и вторая прекрасная балерина – Лена Головина, нераскрытая до сих пор. Две достойные Анны. Они разные. Мне кажется, что артист более интересен, когда он черпает из самого себя, как в драме, так и в балете.

- Будут ли на сцене дети?

- Есть целый штат «сыновей Анны Карениной». Роль Сережи небольшая, но мне кажется, что без поезда в спектакле можно обойтись, а без сына нет.

- Не будет поезда?

- Какой поезд? Вы что! Я помню давно в Мариинском театре шел спектакль «Анна Каренина», его перенесли, по-моему, из ЮАР. Он был неплохой, но в конце выезжал поезд. Это убивало все. Мы все взрослые люди и прекрасно знаем, как погибла Анна Каренина. Еще выкатывать бутафорский поезд? Понятно, что людям хочется… Я когда «Золушку» ставлю, меня обязательно спросят: «А будет ли тыква?» Не могу я делать и так, чтобы Джульетта бегала по сцене с маленьким флакончиком и что-то из него выпивала!  Анну смело и уничтожило общество, а не поезд. И потом здесь – великое слово. Не хочется его дербанить, раздражать, сапогами залезать на эту территорию. Хочется нежно и мягко рассказать про свои чувства по поводу этого произведения. Так случилось, что этот спектакль самый классичный из всех моих за последние лет пять. Здесь будут исторические костюмы, некое сохранение эпохи. Не один в один, конечно, с поправкой на балет.

- Говорят, что сейчас с вашими артистами занимается педагог по речи. В «Анне Карениной» герои будут разговаривать?

- Не знаю, насколько это получится хорошо. Речь будет, артисты будут говорить, но говорить об этом как о режиссерском ходе не стоит. Артисты балета давно говорят уже, во всем мире так. В наших театрах оперы и балета с классическим репертуаром это встречается крайне редко. У нас никто не собирается читать главы романа на сцене, мы хотим создать атмосферную вещь, когда артисты балета начинают между собой взаимодействовать и давать оценку той или иной ситуации. Я не хотел бы объяснять. Когда начинаешь объяснять такие вещи, то кажется, что хореограф с ума сошел.

- Вы уходили из Музыкального театра, сейчас вернулись. Какие у вас сейчас ощущения от труппы?

- Когда я ушел, труппа практически развалилась. Так часто бывает. Не потому, что я такой хороший и все держалось на мне. Когда уходит лидер, за ним обычно уходят люди. За несколько месяцев мне пришлось набрать новую труппу с нуля. Пришлось взять много иностранцев, чтобы укомплектовать состав и вернуть весь репертуар. Сейчас труппа разношерстная, молодая, много хороших солистов.

- О причинах ухода можете сказать?

- Я сидел здесь два года и не ставил ничего. Многие по этому поводу скабрезничали и говорили гадости, что я предатель и ищу выгоды для себя. Это было не так. Я ничего не делал, денег на постановки не было, поэтому и ушел. Потом я увидел, что здесь совсем стало все разваливаться. Честно говоря, мне стало очень жалко, просто очень. Я реально затосковал. В других театрах у меня такие чувства не возникают, а здесь все родное. Здесь я могу влиять на общую идею театра. Я очень скучал по такой командной работе, поэтому вернулся. Губернатор Карелии и министр культуры обещали поддерживать наши идеи.

- Трудно уходить и возвращаться?

- Мне было не трудно уйти из Мариинского театра в свое время. Все говорили: «Что ты делаешь! Никогда больше не вернешься сюда!» После этого я вернулся и поставил там три спектакля. Когда говорят, что в одну реку не войдешь дважды, я не верю. Это же твоя работа. Если умеешь – делай, нет – сочиняй пословицы.