– Какой образ сейчас соответствует вашему голосу и психофизике?

– Сейчас меня перевели на партии драматического баритона. Это всегда характерный герой. Например, Фигаро в «Севильском цирюльнике» – это характерный герой. А герой как таковой – это Елецкий в «Пиковой даме» или Онегин. Алеко – характерный герой. Тонио в «Паяцах» – тоже.

Мне сложнее делать просто героя, я не люблю просто стоять и петь. Всегда говорю, что я не вокалист, я – артист.

– Вы же начинали учиться в студии драматического театра. Почему перешли на вокальное отделение?

– Я отучился полтора курса в студии, которую набрала Людмила Филипповна Живых. Студия была при консерватории. Я поступил туда вместе с Сашей Галиевым, Димой Константиновым, Женей Верещагиной, Колей Белошицим (все они сейчас– артисты Театра драмы «ТМ», – прим. авт.)

– Тоже планировали работать в театре «Творческая мастерская»?

– Я ничего не планировал. Я хотел стать десантником, поступал с другом в Рязанское военно-воздушное командное училище. Сейчас мой друг уже полковник. Я не прошел по здоровью. Пошел пробовать свои силы в актерском мастерстве, потому что у меня в школе были сплошные КВН и самодеятельность. В середине первого курса у нас начался вокал, и меня тихонечко уговорили уйти на вокальное отделение в консерваторию.

– Вы на голубом глазу пришли после десантников на драматический курс, а вас взяли на вокал в консерваторию? Вы не знали, что у вас голос?

– Нет. В самодеятельности я пел только эстраду. Занятия по вокалу у нас проводила Валентина Александровна Матвеева. Она из меня вытащила голос и поставила его. В конце первого курса на первом экзамене я уже пел арию Папагено из «Волшебной флейты» Моцарта. Она из меня все это вытащила.

Потом Алексей Петрович Пресняков, завкафедрой вокального отделения, уговорил меня перейти на это отделение. Я не хотел уходить с актерского курса, но потом понял, что петь мне легче, чем говорить на сцене. Я не сменил профессию, Я сменил направление театра.

– Можно поступить консерваторию без музыкального образования?

– Если ты можешь подготовиться и на вступительных экзаменах сдать теорию музыки, то у тебя есть шанс попасть на вокальное отделение. Я подготовился, сдал на тройку сольфеджио, и этого хватило.

– Музыкальную грамоту вы знали?

– Нет. Я же в музыкальной школе не учился. И в музыкальном училище тоже не учился. Я окончил среднюю школу поселка Ильинский в Олонецком районе. Приехал сюда поступать на актерский курс. А потом перепоступил на первый курс консерватории.

– И почти сразу попали в театр?

– Нет, я отучился три курса. Потом пришел к Алексею Петровичу и сказал, что хочу начать работать. Он меня отвел в театр, там меня прослушал Юрий Исаакович Александров. Мне было 22 года. Мне дали князя Орловского в «Летучей мыши» и контрабандиста Данкайро в «Кармен».

– Вы сразу почувствовали сцену? Было легко?

– Сцена никогда не бывает полностью своей. Она привычная, но всегда есть легкий подвох. Оперным артистам нужно быть ориентированным не только на своего партнера, но и на музыку, на дирижера. Иногда можно запутаться. Куплеты Бони в «Сильве», например, начинаются так: «Раз, два, три... И раз, два, три... И снова раз и два...Начинается урок, Хватит баловства. Раз, два, три... И раз, два, три... И снова три и раз...». И вот эти «раз-два-три» часто в голове путаются. Бывает, что ты перед выходом вообще не можешь вспомнить ни одного слова, даже с чего начинается. Вспоминаешь только с музыкой.

– Трудная жизнь у артистов.

– Да, на стрессе постоянном. Я успел немного поучиться у Людмилы Филипповны Живых. Она говорила, что мысленно каждый вечер уходит из театра работать на кирпичный завод. А утром просыпается и идет в театр. У меня то же самое, только вместо кирпичного завода дорожно-патрульная служба. А утром я снова иду в театр.

– Как вы делали роль Тонио в «Паяцах»? Кто придумал эту интермедию с курицей?

– Подготовка была долгой – все вычищалось, подстраивалось под конкретных артистов. Лацци (вставные буффонные трюки комедии дель арте) мы придумали сами. Нас было трое Тонио: я, Вадим Мокин и Женя Урсул. Пародию на «ridi, Pagliaccio» (главная ария Паяца) в этюде с курицей придумала режиссер Анна Осипенко. Спектакль делался сложно, долго. Параллельно мы работали с камерой, снимали каждую репетицию. Потом из кадров собрали те, которые идут в начале спектакля.

– Для вас этот спектакль особенный?

– Я много играл простаков в опереттах, играл героя в сказках, исполнял лирические партии в операх. Переломной стала роль Альфио в «Сельской чести». Я стоял в скобках в распределении, но в итоге вышел на первую премьеру. Это была моя первая драматическая партия. Потом был «Джанни Скикки» – образ лег легко, потому что это веселый характерный герой. А Тонио – закрепление этого всего. Все вопросы о том, что я это могу, отпали.

– Как вы настраиваетесь на спектакль?

– Я знаю, что драматических артистов учат сосредотачиваться на спичечной головке. У меня проще: я просто стою боюсь. Перед прологом в «Паяцах» так бывает каждый раз. Пока не спел свои первые «Si puo, si puo», страх не проходит. Первое спел – всё, отлегло. Еще проблема с повешением может возникнуть (В начале спектакля герой Павла Назарова разыгрывает буффонаду с петлей, – прим. авт.) Там сложно зацепиться, потому что веревка немного меняет высоту. Были спектакли, где на пристегивание уходит до 5 секунд – это пауза. Для артиста она чувствуется как 5 минут.

– В Москве интересно получилось. Там пришлось табуретку выбивать не в сторону, как у нас, а назад. Слишком большая сцена – круг далеко сзади был. И я не вниз упал, а вперед, и у меня веревка с шеи съехала. Одна зрительница от напряжения подпрыгнула и со всей силы случайно ударила в грудь соседа.

– В «Алеко» было неожиданно много движения. Нравится вам спектакль?

– В «Алеко» движение ставил Александр Козин. Изначально спектакль задумывался как семистейдж (среднее между спектаклем и концертным исполнением) для фестиваля. Я жалею, что этот спектакль ушел. Он слишком короткий – идет час. А зрители привыкли ходить на спектакли с антрактом. В нашем театре антракт зрителю нужен. Театр у нас красивый, с колоннами. Для многих поход сюда – почти ритуал.

– Кто придумал Черного графа в «Свадьбе Фигаро»? Трудно за весь спектакль ничего не спеть?

– Персонаж, черное «я» графа Альмавивы, придумала Анна Осипенко. Мне нравится роль. Я ведь и в балете работаю. Например, в «Тщетной предосторожности» я играю свата, в «Анне Карениной» – Стиву, в «Дон Кихоте» я – Лоренцо, отец Китри. И в «Спящей красавице» мы с Пашей Алдаковым играем распорядителей при дворце. На такие роли обычно не хотят тратить танцевальную единицу, поэтому приглашают артистов из оперы.
Я не самый большой поклонник Моцарта. Да, это прекрасная вокальная школа. Я пел арию Фигаро, арию Папагено. Сама музыка мне не так близка, потому что там меньше эмоций, чем, например, в веристских операх. Моё там, где «разорви рубаху».

– Много у вас поклонников?

– Я знаю только одного человека – Татьяну Туркас. Я всегда получаю от нее цветы. Был случай, когда я получил от нее цветы три раза за день: в филармонии, в библиотеке и вечером в театре. А ее муж – поклонник Эльвины Муллиной. Они всегда ходят в театр вдвоем. И есть еще одна поклонница, она часто приходит на спектакли, я ее вижу в первом ряду.

– Что вы почувствовали, когда вас объявили лауреатом «Золотой маски»?

– Был уверен, что не получу ее, хотя немного надеялся. Награждение стало неожиданностью. Накануне вечером я мечтал об этом, даже речь какую-то придумал. Но когда меня вызвали, я не сразу поверил. Вышел на сцену и забыл все слова, которые придумывал накануне. В моей номинации были очень крутые артисты, а себя я оценивать не умею. Я не знаю, как выгляжу со стороны.

– Ваша жена Анна Луканова – тоже солистка Музыкального театра. Она будет петь в опере «Руслан и Людмила», а у вас там нет роли. Это специально, чтобы было кому сидеть с вашей годовалой дочкой?

– Сейчас будет «Мистер Икс». Аня – Мари, я – Пеликан. Мы нашли няню. На репетициях Алиса даже в зале может сидеть немного. А в «Руслане и Людмиле» мне петь нечего – нет партии для моего голоса. Там по факту нет баритонов, поэтому я работаю папой.