Художественный руководитель Музыкального театра считает, что модерн в опере от бедности, а авангардисты зачастую делают на сцене нечестные вещи. Разговариваем с ним о жизни, театре и грядущей премьере оперы «Пиковая дама».

Юрий Александров – народный артист России, художественный руководитель оперы Музыкального театра. В ближайшее время в нашем театре он поставит оперу Чайковского «Пиковая дама». Говорит, что спектакль обещает быть красивым и точно «по Чайковскому». Дело в том, что недавно в Москве, в «Новой опере» его версия «Пиковой дамы», поставленная в форме ретроспекции в историю России последнего столетия, наделала много шума. Действие спектакля происходит то в Первую мировую, то во время сталинских репрессий, где старая графиня выступает как дама из высших партийных кругов. Показаны и блокадный Ленинград, в котором Лиза ждет Германа, и современная жизнь с ее страстями.

Нужно сказать, что к вниманию публики и критиков к своим постановкам Юрий Исаакович давно привык. Ставит он много и с размахом. Сейчас, например, улетел в Шанхай ставить оперу Верди «Турандот» на одной из самых больших площадок в Китае, спектакль, в котором будут занято больше пятисот артистов.

– Как вы вообще оказались в Китае?

– Дело в том, что я ставил «Турандот» в Арена ди Верона – это знаменитая площадка XVI века, оперная Мекка. Я был первым русским режиссером, который ставил в этом театре итальянскую оперу. Спектакль получился удачным, пели великие певцы – Джованна Казолла, знаменитое сопрано, Хосе Кура. Наверное, эти китайцы ткнули пальцем в сайт Арена ди Верона, увидели мое лицо и посмотрели спектакль. Потом предложили сотрудничество. Сейчас Китай хочет продемонстрировать всему миру свою мощь. Идея поставить оперу принадлежит американцам, организацию взяла на себя Южная Корея, деньги дают китайцы. Все будет происходить в огромной Mercedes-Benz Arena, это «космическая тарелка» на 17 тысяч зрителей. В постановке участвуют 400 балетных артистов, больше 200 человек хора, детский хор в 55 человек – от каждой китайской провинции по ребенку… Этот спектакль потом должен объехать весь мир. Они могут себе это позволить.

– Вам не страшно браться за такие масштабные постановки?

– Страшно, когда не владеешь профессией. Масштаб не подавляет – в Арена ди Верона у меня было одновременно 250 человек на сцене. В Мадридском театре – 140 человек… Сейчас на Олимпиаде было не меньше людей на сцене. В искусстве сейчас иногда больше техники, чем вдохновения.

– Почему вы снова взялись за «Пиковую даму»?

– Режиссер должен понимать, для кого он ставит. Сейчас у меня была скандальная «Пиковая дама» в «Новой опере». Она была насквозь авторская, я готовил этот спектакль 13 лет. Этот спектакль не был рассчитан на общепит. Но в Москве я мог это себе позволить – там одновременно можно посмотреть несколько постановок этой оперы на разных площадках. Когда я ставил «Пиковую даму» в Чикаго, где не знают, что такое Летний сад, русская душа, то делал, как написано у Чайковского.

– У нас будут ли такие отсылки к разным эпохам и такое обобщение, как в московской постановке оперы?

– Эпоха будет одна. Во все времена люди будут думать, что такое долг, честь, ревность, измена.

– У вас какое слово будет главным?

– Чайковский. В последнем спектакле ключевым словом было «Александров». Все, что было показано – это мои мысли о своей жизни, жизни общества.

– То есть, один и тот же материал может выходить в самых разных версиях?

– У меня сейчас был спектакль «Князь Игорь». Три раза подряд его ставил, и это были абсолютно разные спектакли. Режиссер должен понимать, для кого он ставит. В голодной Самаре я ставил его как праздник и как сказку. В Ростове – о судьбе женщины, об ответственности руководителя. В Москве, рядом с Кремлем, ставил наотмашь. Кончался спектакль трагически, скорбным хором поселян, когда все уже равны, потому что все на том свете. Главное, чтобы каблограмма композитора и твоя версия совпадали. Сильное чувство может возникать как от обиды, так и от боли. Мне задавали вопрос: «Как вы так можете?» А я завтра четвертый спектакль поставлю и найду новый ход. Режиссер, я считаю, – профессия авторская. Это дирижер – интерпретатор. У меня есть только пыльная книжечка, и я должен все придумать – психофизику, идеи, темпоритмы, пластику – родить целый мир.

– Это же какая ответственность перед авторами-композиторами!

– Наше дело не только придумать. Еще нужно придуманное реализовать – это адская работа, совмещающая и духовное, и материальное. В нашем деле все может испортить даже мелочь. Одевальщица у меня однажды не так застегнула плащ Дон Жуану – ведущему баритону. Он пошел на сцену, споткнулся, упал и сломал себе ребро, колено и руку и на полгода вышел из работы. В Риге знаменитый художник Март Китаев ставил «Анну Каренину». В финале – темнота, дым, паровоз, видны только фары, звуки и вдруг осветитель включает дежурный свет и все увидели, что на сцене никакой не паровоз, а просто кусок фанеры с фарами от велосипеда. В зале хохот. И художник умер от этого. Дежурный свет может включить любой.

– У вас бывало такое?

– Я везучий и опытный, привык озираться по сторонам.

– Расскажите про идею нашей «Пиковой дамы»!

– Ничего нет сложнее, чем описывать то, что еще не состоялось. Мы попытаемся сделать спектакль о русском архетипе – такой страдалец, который сеет вокруг себя смерть. Раскольников. Сам себя казнит, и вокруг все гибнут. Он прекрасен, обаятелен и даже любит, но все равно вокруг него мрак. Мы искали пространство, где был бы историзм. Люди должны видеть то, что не видят на экранах и в жизни. Хочется, чтобы люди красивое увидели. Это не обязательно тряпки. Про тряпки решают интенданты. Откуда взялось такое поголовное увлечение модерновыми спектаклями? Они дешевле в 20 раз, все костюмы можно купить в сэконд хенде. У нас платье может стоить 100 тысяч рублей, как машина. Одно платье. На 100 тысяч рублей я вам одену три спектакля в стиле модерн.

– Красиво будет?

– Удивительно красиво. Вячеслав Окунев – это великий художник. Он замечательно сочетает на сцене мир красоты и мир одиночества, замкнутого пространства, в котором находится человек. Сегодня «Пиковая дама» – поэма. Мы постараемся, чтобы все шло насквозь, без опускания занавеса и стука молотков в антракте. А психологическая подоплека будет современной. Такой театр переживаний, ближе к Станиславскому.

– Вам не нравятся постановки в стиле модерн?

– Никогда голые стены и простые костюмы не определяли новаторство. Сейчас модно ставить классику с этакими намеками. Пошел смотреть «Бориса Годунова» в Мариинском театре. Что там? Поруганные советские символы, артисты ходят по нашим гербам, все в пиджаках, сверху боярские шубы, Пимен в клобуке, но с компьютером, – все это сто раз уже было. И тут мне шепчут: «Смотри, у Бориса Годунова часы на правой руке! Это же Путин!» Что общего у Годунова, который сходит с ума, даже не совершив преступления, и у спортивного спокойного Владимира Путина? Часы! Тупая примета и все – спектакль считается авангардным.

– У вас, как у режиссера, есть свое амплуа?

– Пытались на меня навешать ярлыки. Иногда мне хочется поставить легко, а иногда есть желание вонзить в материал свои зубы и терзать его, как Бог черепаху. Это разные подходы. Спектакли не должны быть оскорбительными для публики. Если нравится всем всем – это барахло. Я не могу ставить спектакли-пощечины, как многие мои коллеги. Они считают: «Вам не нравится? Тогда пошли вон!» Очень важен компромисс – это с годами понимаешь. Надо найти сочетание удовлетворения собственных амбиций и потребностей жанра, потому что увести в сторону, раздербанить очень просто. В каждом спектакле должны быть зоны режиссерской песни и та рама, которая держит конструкцию – этическая, эстетическая. Компромисса достигнуть иногда трудно. У меня был спектакль «Любовный напиток». В нашем понимании – это бутылка водки. Половину спектакля у меня это – чаша Грааля, вторую – примитивная жизнь нашего двора с бутылкой водки. Но я обязательно должен вернуться к красоте.

– Мне кажется, у вас есть обида на современных постановщиков…

– Меня задевает непрофессионализм. Я президент Ассоциации музыкальных театров России. Для меня это дело жизни. Я требователен к себе и к коллегам. Помните, был такой фильм «Муха» про ученого, который депортировался, распался на атомы, и в это время к нему залетела муха. И он, собираясь заново, превращается в монстра. Не нужно мух. Делайте классику без отсебятины, не меняйте тексты в угоду моде. Я ратую за честный театр.