«Царская невеста». Н. А. Римский-Корсаков. Музыкальный театр Республики Карелия.
Режиссер Георгий Исаакян, художник Эрнст Гейдебрехт, дирижер-постановщик Михаил Синькевич, художник по костюмам Татьяна Ногинова.

Слева — небоскребы Москва-Сити, справа — древняя церквушка. Над сценой — бегущая строка «Москва, 2125 год». В центре сцены художник Эрнст Гейдебрехт поставил большую кровать, где спит герой с двумя девицами. Проснувшись во время увертюры, он прогоняет случайных гостий из постели и начинает петь. Вот этот молодец в самом расцвете сил, ночевавший в джинсах (на самом первом спектакле, говорят, были естественные трусы, но они, вероятно, шокировали местное городское начальство), — опричник Грязной (Вадим Мокин). И печалится он, как и положено в «Царской невесте», о том, что новгородский купец Василий Собакин не согласился выдать за него свою дочь Марфу, поскольку она уже обещана другому.

Ожидала ли публика изб-теремов, поясных поклонов да привязанных к седлам собачьих голов? Ну, может быть, какой-нибудь случайный зритель, заглядывающий в театр раз в три года. Имя режиссера Георгия Исаакяна на афише гарантировало, что «древности» не будет. Исаакян, двадцать лет (1991–2010) прослуживший худруком Пермского театра оперы и балета и вот уже десятилетие возглавляющий Московский Детский музыкальный театр имени Н. И. Сац, не выносит отношения к опере как к концерту в кокошниках. Его спектакли — всегда про «здесь и сейчас», и в это «здесь и сейчас» он решительно втаскивает зрителя, поручая художникам переодеть героев и прорабатывая с артистами психологические реакции персонажей так, чтобы они смотрелись естественно в новой реальности. И его назначение в «детский» театр, случившееся в 2010-м, со временем вовсе перестало удивлять: собственно, приближать великую музыку к зрителю, объясняя, что именно ее глубинное содержание важно, а не внешние атрибуты, навязанные либретто, — это правильная работа прежде всего с детьми, подростками, молодежью.

Ровно этим — сокращением дистанции — занимался Исаакян и на постановке «Царской невесты» в Петрозаводске. Он не позволил зрителю (хоть неофиту, хоть знатоку) отстраниться и заскучать. С самой этой первой сцены, когда публика вздрагивает, наблюдая, как Грязной разгоняет из своей постели шлюх и тоскует о большой любви, и до трагического финала, вполне совпадающего с прописанным Римским-Корсаковым, мы смотрим на историю нашего современника, что пусть и не живет рядом с нами в одном подъезде (понятно, что у героя особняк на Рублевке и апартаменты в Москва-Сити), но ездит с нами по одним и тем же дорогам (и лучше не попадаться ему на пути). 2125 год? Ну что ж, режиссер пессимист, он полагает, что еще сто лет в России ничего не поменяется.

Спектакль полон точных черточек, замечательных деталей, работающих на «сегодняшность» истории. Подружки Марфа (Эльвина Муллина) и Дуняша (Дарья Батова) в XVI веке сидели бы в тереме. Чем они занимаются сейчас? С той же искренностью, отвечающей мелодии, они смешливо делают селфи, посещают бутики (в руках — фирменные пакеты: мы помним, что купец Собакин весьма богатый купец) и трогательно крестятся, завидев церквушку. Трагический и яростный характер Любаши, ее горькая судьба (насильно увезена опричниками из родного дома и влюбилась в своего «хозяина», который и не собирается на ней жениться) в XXI веке стали характером и судьбой роскошной содержанки — из тех, что встречаются на фотографиях светской хроники. Маргарита Чемдуж подарила своей героине великолепное темное буйство, хищную пластику, неожиданно срывающуюся в жесты совсем беззащитные, — и бесстрашно вышла на сцену в нарядах, которым позавидовала бы Анастасия Волочкова (костюмами в спектакле занималась Татьяна Ногинова). Бомелий (Каюм Шодияров), вручивший Грязному приворотное зелье, неожиданно стал пилотом (он деловито проходит по сцене в форме, за ним следует стайка стюардесс) — но, если подумать всерьез, что ж тут неожиданного? Функция Бомелия — обеспечить опричника необходимой отравой, а кто сказал, что он должен сварить ее сам? Можно и привезти из-за границы, так даже надежнее.

В опере Римского-Корсакова не было предусмотрено появление на сцене самого Ивана Грозного — именно царя нет и в спектакле Исаакяна. (Ну какие там цари в наше время?) Но в системе «Царской невесты», разумеется, есть человек, за которого пьют опричники на своей вечеринке, тот самый, к кому с великой надеждой отправляют на смотрины своих дочерей купцы и бояре. И по сцене проходит быстрым шагом безымянный герой, сопровождаемый опричниками. Исключительно по их реакциям, по манере держаться на полшага позади, по готовности сорваться и выполнить любое указание понятно, кто это, — в работе древнейший театральный принцип «короля играет свита». Но вот что важно — «царь» здесь не «грозный», не он причина всех бед (ровно как и было у Римского-Корсакова). Он — обстоятельство жизни Грязного и всех людей вокруг, но быть ли отравителем/отравительницей, убийцей — люди решают сами.

Оркестр петрозаводского Музыкального театра не идеален, но дирижер Владимир Кулагин собирает его волевым усилием, и с середины первого акта музыка внятно рассказывает великую свою повесть, вступает в запланированный диалог с происходящим на сцене. И мы чувствуем обреченность в нежном дуэте Марфы и прибывшего с заграничной стажировки ее жениха Лыкова (Чингиз Кадыров), посмеиваемся над заполошным бабским рассказом Домны Ивановны (Елена Полиенко) и слегка вжимаемся в кресло от суперспокойного, сверхразмеренного голоса Малюты Скуратова (Юрий Заряднов) — и ведь пугает только его интонация, никаких там припадков жестокости, очень хорошо одетый, неторопливо двигающийся джентльмен средних лет. Собственно, мы получаем образцовый спектакль Римского-Корсакова, где режиссер выступает транслятором, расчищая путь идеям великого композитора к сегодняшней публике. Ну, по крайней мере, к той ее части, что живет в XXI веке и не согласилась бы переселиться в XVI.