Понять танец

Анна Гордеева – театральный критик, журналист. Работала в газетах «Общая газета», «Время новостей», «Московские новости», журнале «Time Out Москва». Печатается в журналах «Музыкальная жизнь», «Shinshokan dance magazine» (Япония), «Театр», «Петербургском театральном журнале». Член Ассоциации театральных критиков. Недавно Анна Гордеева работала в качестве эксперта на фестивале «Nord Dance. Home versia» в Петрозаводске. Виктория Никитина , воспользовалась этой возможностью и поговорила с Анной о современном танце. Представляем вам эту беседу.

В.Н. Для меня танец – это красота, владение своим телом и несбывшаяся мечта, нечто магически притягательное. А как вы увлеклись этим искусством?

А.Г.: Это началось достаточно давно, я бы сказала. У нас в семье есть такая легенда, основанная на реальном факте, что на свой первый спектакль я пошла в возрасте минус 3 дня. Моя мама за три дня до моего рождения пошла на спектакль «Дон Кихот» с Максимовой и Васильевым. Она любит балет, но не профессионально, мама – физик-атомщик. Она выводила меня на всякие события, которых было множество.

Первая моя любовь, в 9 лет, - театр Бориса Эйфмана, который приезжал в Москву на гастроли. Мне сначала доставали билеты в Большой, потом я сама стала доставать туда билеты. То есть на уровне фанатства, любви, это было с самого детства, но я не собиралась писать о балете.

У меня была довольно бурная хиповская молодость, потом утихомирилась и разносила бабушкам продукты, работая в собесе. Закончила библиотечный факультет института культуры, просто потому, что это была мечта моей бабушки, которая в войну не могла получить высшее образование. Диплом я положила на полку и о библиотеке больше не вспоминала. А когда подросла моя младшая сестра, она захотела стать историком Франции. И так вышло, что дни открытых дверей в трех вузах Москвы, которые готовят историков со специализацией, были объявлены в один и тот же день. Мама пошла в МГУ, сама Нина пошла в педагогический , а меня отправили в тогда еще никому неизвестный, только что открывшийся Российский государственный гуманитарный университет.

Я всё записала тщательно про историю, но выяснилось, что есть специальность театроведения. Рассказывать про факультет вышел Вадим Алексеевич Гаевский. И я поняла, что хочу учиться у этого человека чему угодно, хоть органической химии. Абсолютное обаяние, мудрость. Театр я всегда любила, и мы подали с сестрой документы одновременно на разные факультеты гуманитарного университета.

Вадим Моисеевич Гаевский - театральный критик (12.11.1928 — 16.07.2021). Фото из интернета для иллюстрации текста.
Вадим Моисеевич Гаевский - театральный критик (12.11.1928 — 16.07.2021). Фото из интернета для иллюстрации текста.
Вступительную работу я писала про драматический театр. Но Гаевский – знаменитейший и лучший из наших балетных критиков. Нам многое читали - историю театра русского, зарубежного, историю кино, но самыми увлекательными, интересными лекции были не обязательные занятия, а как раз семинары Гаевского по балету. Я их не пропускала, и у меня в голове стало укладываться всё, что я любила, систематизироваться. Как всегда на творческих кафедрах, писала работы, мы с ним их обсуждали. А на третьем курсе он начал на меня скидывать просьбы редакций. Если он был занят, то говорил – «вот у меня есть ученица». Так я начала сотрудничать с «Независимой газетой», надолго зависла в «Московских новостях», а в 1996 году, по окончании четвертого курса произошла история, которая мое имя прославила в балетных кругах.

Мой однофамилец, Вячеслав Михайлович Гордеев, руководитель «Русского балета», тогда работающий в Большом, выпустил спектакль «Последнее танго». Спектакль был слабый и смешной.

В газете «Сегодня», на тот момент самой популярной в среде интеллигенции, о балете писала Таня Кузнецова (сейчас ведущий критик «Коммерсанта», а тогда еще действующая солистка ансамбля Моисеева). Именно в момент премьеры она должна была уехать на гастроли, Таня позвонила Владимиру Моисеевичу Гаевскому и попросила кого-то прислать вместо нее.

Я пошла, написала не злобный, но довольно жесткий текст. Его разместили в газете «Сегодня», только заголовок был не мой и оказался очень хлестким.

Дело в том, что у Вячеслава Михайловича в спектакле было прямое олицетворение вмешательства смерти в дела живущих людей и в какой-то момент носили по сцене гроб. Так вот редактор озаглавил мою статью - «Гроб с музыкой».

Был огромнейший скандал в театре, я потом об этом узнала. Вячеслав Михайлович Гордеев бегал по театру с газетой и кричал «Почему же эта … взяла такой псевдоним?». Еще один хлесткий материал об этом спектакле вышел в «Вечернем клубе» у Саши Фирера. Через два дня я пришла на какую то пресс-конференцию, тихонечко уселась, а передо мной сидит Фирер. И он повернулся ко мне, и говорит «Ты не знаешь, кто такая Гордеева?».

В.Н.: А вы признались?

А.Г.: Да, конечно. Мы с тех пор дружим.

А дальше покатилось. Меня позвали вне штата работать в «Афишу», потом в штат «Время новостей», где я работала больше десяти лет, одновременно работала в «Тайм аут». Балет, балет, балет.

Современный танец я начала смотреть курсе на третьем, когда Французский культурный центр начал массово привозить на гастроли коллективы современного танца. Это было очень интересно. Я диплом написала по современному танцу и даже собиралась диссертацию писать. Вот, тогда-то мне и открылось что есть не только балет, но и современный танец. В нашей тогдашней реальности, очень небогатой на такой вид искусства. Но выяснилось, что есть Панфилов в Перми. И я начала интересоваться всерьез этой темой.

Евгений Панфилов хореограф, основатель хореографического театра «Балет Евгения Панфилова» в Перми (10.08.1955 — 13.07.2002). Фото из интернета для иллюстрации текста.
Евгений Панфилов хореограф, основатель хореографического театра «Балет Евгения Панфилова» в Перми (10.08.1955 — 13.07.2002). Фото из интернета для иллюстрации текста.
В.Н.: А где появился современный танец?

А.Г.: Есть три его градации, причем в хореографических училищах детей путают, говоря, что американский модерн - это современный танец. А это совершенно отдельный кусок истории, существовавший только в Америке, занимающий большую важную нишу, но очень локальный и по месту и по времени. В 60-х годах прошлого века он практически закончился. Что касается того, что называется современным танцем, то есть контемпорари, сложно сказать. В Америке были и так называемые постмодернисты, но самое буйное развитие современный танец получил во Франции. Тогда было левое правительство, был Андре Мальро, они создали фантастическую систему поддержки современному танцу – национальные культурные центры.

Министерство культуры создало 18 культурных центров вне Парижа, раздало контракты на три года с весьма существенными деньгами хореографам, с одним условием – вы уезжаете из Парижа и ведете деятельность этих центров. И это дало такой взрыв культурного разнообразия, такой толчок развития.

У них не было даже цензуры! Они должны были отчитываться количеством постановок и некоторой социальной работой с молодежью, в том числе с неблагополучной. Кто-то просто зазывал детей с улицы, а кто-то создавал полноценные труппы из неблагополучных подростков.

И потом, созданные в то время культурные центры, никакие последующие правительства не отменяли. Эта система каждый год выпускает новые спектакли. Лионская консерватория целиком сосредоточена на выпуске современных танцовщиков. Государственное образование и колоссальная система грантов – вот что сыграло значительную роль.

То есть, наверное правильно так сказать: идеи появились в Америке, после второй мировой войны, а расцвет – это уже Франция.

В.Н.: Когда мы вспоминаем об Айседоре Дункан, что можно сказать о ее вкладе?

Айседора Дункан - основатель стиля модерн (26.05.1877 или 27.05.1878 - 14.09.1927)
Айседора Дункан - основатель стиля модерн (26.05.1877 или 27.05.1878 - 14.09.1927)
А.Г.: Она – основательница модерна. От Дункан через множество других людей и вплоть до Хосе Лимона, который превратил модерн уже в какой-то завод. И Марта Грэм – это модерн. Принципиальные отличия, грань между классикой и модерном, в отношении к человеческому телу. Классика очень жестко формирует требования к телу – худоба, абсолютная выворотность. Сейчас, это ослаблено немного, например, Маша Кочеткова с ростом 158 см. сейчас уже пробилась, однако в Большой ее не взяли именно по этой причине.

Вы ведь знаете, что нормальная позиция ног человека – это косолапость. Американских десантников учат ходить именно так. Потому что это устойчивая позиция для более продолжительной ходьбы без усталости. А балет учит ровно противоположному. Это неестественно. Балет морит голодом, пережимает тренированными мышцами всякие нужные органы, из-за чего, например, у женщин бывают проблемы с деторождением. То есть балет – крайне неестественное, хотя и прекрасное занятие. Вот почему против классического балета и взбунтовались на рубеже веков Дункан, ее коллеги и последователи. Они начали говорить о свободном танце, как о танце в Древней Греции – отказ от корсетов, отказ от выворотности, естественное дыхание. Не формирование под внешний вкус, а сохранение его естественности.

При этом модерн сохранил очень важную черту классики – это вертикаль. Есть какие-то па лёжа на полу, но немногие, в целом это стремление вверх.

А вот Контемпорари – обращает внимание на землю. Колоссальное количество практик связанных с борьбой с тяготением, с освоением тяготения. Зрители говорят – «чего они ползают?», а это искусство связано с переживаниями человека, как создания земного, а не небесного. Мы рождены здесь, живем здесь и мы, как обычные люди, не связанные с балетом, выясняем свои отношения с гравитацией. Это принципиальный взгляд контемпорари.

Красота для Дункан в модерне, в классическом балете – обязательна. Она может быть своеобразной, но обязательной. Для контемпорарри, особенно в радикальных его изводах, это вообще может быть ругательством.

У вас в Петрозаводске есть Буто (прим. - авангардный стиль современного танца, возникший в Японии после второй мировой войны, в котором акцент делается не на форме, а на способах движения, с попыткой танцора отстраниться от социальной стороны своей личности, корнями уходящий в немецкий экспрессионистский танец). В Буто – «рука, как искривленная ветка» – это похвала. В классическом балете «руки, как коряги» - это ругательство. Обратное отношение.

Стиль Буто. Фото из интернета для иллюстрации текста.
Естественность живой природы, которая не бывает вытянутой по линейке. Любители контемпорари проповедуют отношение к любому телу, как заслуживающему внимания, уважения к телу, в том виде в котором оно создано. Поэтому в Европе и у нас есть множество людей, которые начали танцевать контемпорари в возрасте за сорок-пятьдесят. Например, Нина Гастева в Санкт-Петербурге – одна из ведущих наших хореографов и актрис.

В.Н.: А можно сказать, что есть этнические линии, повлиявшие на современный танец? Как Греция на модерн, например?

А.Г.: Контемпорари вбирает в себя все техники. Ты можешь примешивать к танцу капоэйру, танго… Всё, что угодно. Это протест против заданных рамок. Внимание и к телу и к выбору человека. «Почему вы нам навязываете пачки? Мы хотим танцевать в трусах! И будем!». Другое дело, что как в случае пачек, так и трусов, имеет значение прежде всего талант. А дальше техника может быть абсолютно любой. Как например, сейчас русские хореографы берут совершенно чуждый нам по психофизике, культуре, философии жизненной, стиль Буто и вплетают в него свои вещи другой философии, просто как технику и очень интересно получается.

Или эриал данс, например, практически акробатика, тоже приплетается к контемпорари.

То есть, можно приплести любое направление, любую технику к этой конструкции, а вот дальше насколько у тебя получилось – это уже другое дело.

В.Н.: Когда вы смотрите спектакль, воспринимаете его как цельное произведение или разглядываете детали, угадываете техники?

А.Г.: Это происходит одновременно. Срабатывает на чистом автомате «Ага, это хореограф посмотрела на Харина, это подсмотрела у Форсайта»… Но дело в том, что это не является грехом в современном танце. Если ты все смешал и получилось оригинальное произведение – молодец! А если получился просто набор движений знаменитых авторов, то это другое дело.

В.Н.: Ставят ли уже пародии на современный танец?

В российском современном танце пока нет настолько ярких проявленных индивидуальностей, что бы они были узнаваемыми. В мире, делают, конечно. Вот, например, на Форсайта, который «эмигрировал» из классического танца в контемпорари и перфоманс. На Карино делались пародии. Но в целом этого не очень много. Дело в том, что современный танец относится к себе совершенно серьезно.

В.Н.: Да! Вот как раз об этом я думала, когда мы посмотрели «Терки». В стереотипе, надо воспринимать современный танец в осмыслении послания, «на серьезных щах»?

Танцевальная компания "Всем телом" (Москва). Спектакль «Тёрки». Фото из интернета для иллюстрации текста.
Танцевальная компания "Всем телом" (Москва). Спектакль «Тёрки». Фото из интернета для иллюстрации текста.
А.Г.: Мне очень любопытно было смотреть «Терки» у вас, потому что в Москве народ хохотал. У вас гораздо спокойнее принимали. При этом и в Москве, например, одна моя коллега, после просмотра «Терок», написала очень серьезный текст о том, что надо вовремя расставаться с тем, кто тебе не подходит. Я этого совсем не увидела.

Вообще в современном танце есть смешные вещи, хоть и немного. Анна Чиклеина сейчас ставит очень серьезные штуки, но в самом начале у нее был дико смешной спектакль «Премьера».

Обычно старшие позволяют себе шутить, а молодежь относится к себе очень серьезно. Смех – великое дело и надо не забывать о нем, даже в самом серьезном из искусств.

В.Н.: Как выдумаете надо ли готовить зрителя к восприятию современного танца?

А.Г.: Я думаю, что какие-то предисловия перед спектаклем – полезное дело. Не обязательно, чтобы всех усадили и заставили перед спектаклем еще кого-то слушать. Это может вызвать протест – «я пришел смотреть!». Но работают ведь и простые вещи. Толково выпущенная программка уже очень помогает зрителю сориентироваться, где не только перечисление состава, а некоторое существенное знание о спектакле. Сколько раз я говорила руководителям трупп современного танца: «Братцы, выпустите программку! Принтеры есть у всех. Пусть черно-белая, но чтобы там были не только выходные данные. Да, в современном танце чаще всего нет сюжета, или он совсем не очевиден. Но дайте зрителю какие-то колышки, наметки – как вас понимать. Потому что кто-то не поняв вежливо смотрит, а кто то будет злиться, уходить. Постарайтесь объяснить». Однако обычно мои проповеди успеха не имеют.

На самом деле, это большая комплексная работа. Я вижу, как ее делают здесь, в Музыкальном театре. Сама политика репертуарная очень важна. То, что здесь проводится фестиваль «Nord Dance» – очень важно. Человек, который побывал на фестивале, немного иначе уже относится к собственной труппе. Нельзя замыкаться в нашем великом репертуаре классическом и нельзя работать только на одном главном хореографе, который стабильно поставляет события. Чем больше публика знает о возможностях, тем адекватнее они того же главного хореографа оценивает.

В.Н.: Существует ли язык танца, движения=смысловое значение?

Фото из интернета для иллюстрации текста.
Фото из интернета для иллюстрации текста.
А.Г.: В классическом балете существует как его называли «язык глухонемых», который искореняли в 30-е годы, а теперь восстанавливают. В современном танце такого нет. Есть набор техник, которые могут быть использованы, как основа спектакля. Несмотря на то, что современному танцу, в нашей стране, лет 70 уже, он все еще в поиске. Поэтому такое разнообразие с одной стороны, с другой странность некоторых поисков и отсутствие общего языка. Не знаю, будет ли он выработан и нужен ли он. Они все разные линии развития и это прекрасно.

В.Н.: Большинство артистов выходит из классической школы балета?

А.Г.: Как раз не большинство. В современном танце из классиков очень немногие. Сюда приходят люди из народных коллективов, как Павел Глухов, например. Приходят люди из гимнастики, из самодеятельности, проходя курсы, мастер-классы разных учителей. Кто-то приходит из драматического театра, с хорошей пластикой, владением тела.

Хореограф Павел Глухов (поставил в Музыкальном театре Карелии спектакль «Форма Ноль». Фото из интернета для иллюстрации текста.
Хореограф Павел Глухов (поставил в Музыкальном театре Карелии спектакль «Форма Ноль». Фото из интернета для иллюстрации текста.
В.Н.: Разные стили, школы не враждуют?

Нет. Конечно, каждый считает, что его школа самая правильная, но вражды нет. Потому что нет реальной конкуренции. Каждый выживает как может и почти все зарабатывают не танцами. Коллективы под крылом государства или городов можно посчитать по пальцам – «Кэннон данс» в Петербурге, балет «Москва» в Москве, «Провинциальные танцы», «Театр Олега Петрова» в Екатеринбурге, Сергей Смирнов «Примус комедии» там же.

В.Н.: Я послушала вашу лекцию о Панфилове и была удивлена, что столько лет живет театр без создателя. Обычно с уходом яркой личности гаснет и его дело.

А.Г.: Это если человек создает что-то частное. За несколько лет до смерти Панфилова перевел свой театр под крыло государства. Это было связано с тем, что его артисты подошли к пенсионному возрасту. А они не могли бы получить государственную пенсию в частном театре. И вот как раз государственный театр уже никуда не девается. Ушел руководитель из жизни и город начал искать замену. Там была довольно большая борьба в театре, но после этих перипетий руководителем стал Сергей Райнер и успешно руководит уже много лет.

В.Н.: В современном танце России есть звезды?

Со звездами сложно. Мне очень интересно следить за тем, что делает Анна Чиклеина, пара Алексей Нарут и Ольга Тимошенко. Я с огорчением воспринимаю факт, что рассыпалась труппа «Диалог-данс» (Кострома). Может они еще вернутся, хотелось бы.

Саша Пепеляев, обосновавшийся в Эстонии, был звездный человек.

Глухов, по востребованности и разноплановости работ – звезда. Сегодня он выпускает спектакль здесь, а позавчера у него была премьера в театре Станиславского и Немировича-Данченко, а следом супер премьера в Петербурге для двух прим Мариинского театра – Дианы Вишневой и Дарьи Павленко.

Вот как раз пример работы человека пришедшего из современного танца с классическими танцорами. Диана Вишнева контемпорари не танцует.

В.Н.: Какие перспективы у современного танца?

А.Г.: Не знаю. Уехало огромное количество танцовщиков. Почти целое поколение исчезло парней из современного танца. И получаются странные вещи, как тридцать лет назад моя коллега написала об одном спектакле: «Женские дуэты, не потому что эти женщины любят друг друга, а потому что парней просто нет в коллективе». В принципе интерес постоянно растет. В Екатеринбурге сформирован зритель, который ждет премьер. В Москве Лена Тупосева много сделала, что бы зритель приходил на современный танец. В Петербурге «Кэннон данс» много лет работает на эту тему.

Будем надеяться!

Последний понедельник (ВК), Виктория Никитина